«Трудное слово»: дневник онкологического больного
Устрою выходной. Накуплю сладкого и проваляюсь весь день на диване. Думаю, что имею на это самое полное право. У меня сегодня счастье: мне сегодня еще немного продлили жизнь.
5 ноября
Завтра делаю снимок костей с изотопами. Грамотно эта процедура называется остеосцинтиграфия, и прошедшим летом я потратила почти целый день, чтобы научиться правильно произносить трудное слово. А потом до меня дошло, что необходимо просто разбить длинное существительное на составные части. «Остео» – означает кости, именно от этого «остео» вырастают и доктор «остеопат», и болезнь «остеохондроз». «Сцинти» – сверкание, блеск – здесь речь, конечно, про радиоактивные изотопы, а «графия» и так каждому понятна. И когда слово удобно улеглось на язык, я стала названивать по очереди по всем трем выданным мне телефонам питерских клиник, где проводят данную процедуру.
Ага, наивная я. Очередь на остеосцинтиграфию везде не меньше трех-четырех месяцев. Решила разузнать обстановку у своей казахстанской подруги: «Ажарочка, а ты когда снимок костей делала, ты долго очередь ждала?» «Долго, – ответила мне в письме Ажар, – к тому же в нашем небольшом Уральске такой аппаратуры вообще нет, поэтому я записывалась в клинику в Алма-Аты, и спустя полгода они мне оттуда позвонили, что очередь подошла, и я поехала в столицу на прием».
Это сообщение меня, конечно, успокоило. Всегда особенно страшно, когда думаешь, что подобное происходит только с тобой. А тут, смотри какое везение – в казахском Уральске надо ждать целых полгода, в российском Петербурге аж на два месяца меньше. В общем, записалась я на исследование еще летом, а три дня назад мне позвонили, что изотопы в город уже прибыли, и в лаборатории Военно-Медицинской Академии меня ждут.
Основное, о чем предупредили – металлических вещей на себя не надевать; приготовиться, что в клинике придется провести несколько часов, а потому никаких дел на этот день не планировать и взять с собой не менее полутора литров питьевой воды. Для чего все это, пока не знаю. Но я же ответственный пациент: врачи распорядились, я делаю. А спрашивать? Спрашивать и интересоваться буду завтра. И, да, самое главное – не забыть деньги. Абсолютно во всех клиниках, куда я звонила, остеосцинтиграфия платная.
6 ноября
Очередь на укол изотопами мне досталась за Ларисой. Эффектная женщина около пятидесяти, бухгалтер. И меня, и Ларису, и еще вместе с нами пять человек укололи в девять утра и потом всех вместе отправили коротать время в предбанник лаборатории. Стало понятно, для чего необходима вода. На протяжении двух часов ожидания необходимо пить по стаканчику каждые пятнадцать минут. Тогда изотопы, введенные в кровь, быстрее разбегутся по организму, и результат снимков будет точнее. Ну, что делать? Пьем, сидим, болтаем.
– Загорали? – спрашивает меня Лариса.
– Еще ранней весной, – отвечаю, – когда диагноз уже поставили, но до начала лечения. Врач отпустил на две недели на курорт, просил только, чтобы при температуре выше 23 по Цельсию на открытое пространство не выходила.
– А я только что с Красного моря, из Египта, – кивает в ответ Лариса.
– Да ладно, – откровенно поражаюсь я, – в Египте же сейчас жара, солнце палит, я бы не поехала, мне страшно.
– Угу, мне тоже сначала было страшно. Восемь лет назад у меня нашли опухоль в левой груди. Удалили, прохимичили, облучили. И я после этого шесть лет просидела в квартире, в духоте, без солнца, без воздуха, без жизни. В общем, как мышь в чулане под метлой. Работала на дому, в магазины только под вечер выходила. А спустя это время у меня обнаружили вторую опухоль.
– Рецидив? – уточняю я.
– Нет, совершенно новое злокачественное образование, теперь уже в правой груди. И снова больше года по больницам. А когда выпустили, я на все рукой махнула, взяла путевку и помчалась на море отдыхать. Жара, не жара – какая разница? Лучше прожить меньше, но ярче.
И мы все в ответ на эти ее слова согласно закивали. Один раз живем, так что, пожалуй, стоит воспользоваться теми днями, что нам отведены, для радости и счастья. Какой смысл прятаться в грусти и темноте, если болезнь и туда уже научилась добираться?
Пришла врач, добрая Светлана Николаевна, и замахала на меня руками.
– Ну что же вы, я же просила бусы не надевать.
– Они же не металлические!
– Это неважно, вы все сейчас сильно фоните, все на вас пропитывается радиацией, ну одежду придете, простираете, а бусы, пряжки, ремни, заколки еще долго будут вам свой радиационный запас отдавать.
Сняла я все с себя, конечно, завернула украшения в пакетики и бумажки, найденные в сумке, и снова налила в стаканчик питьевой воды. «Ну что, за здоровье?» Все радостно засмеялись: «Выпьем, выпьем».
Поплохело мне (примерно) через час. Не могу полноценно объяснить то состояние. Слабость что ли? И какое-то гудение внутри, то ли внутри только головы, то ли внутри всего тела. Еще холод. И желание спать. Но на жесткой казенной лавке в предбаннике клиники особо не расслабишься, так что сижу, старательно держу спину.
Оказалось, что я среди присутствующих самая молодая. И по возрасту, и по срокам лечения. «Так вам в первый раз изотопы вводят?» «В первый», – отвечаю. И все начинают меня жалеть и рассказывать, как вечером выйти из нахлынувшего тяжелого состояния. Самым главным средством нейтрализации внутреннего облучения, конечно, называют красное сухое вино. «И коньяк тоже хорошо помогает», – проходя мимо, добавляет свой совет и Светлана Николаевна. Я уже немного пришла в себя и, смеясь, спрашиваю про водочку. «Водочку не надо. Граммов пятьдесят конька или сто пятьдесят красного сухого. И спать. А одежду всю в стиральную машинку, чтобы ничего плохого в вашем доме после сегодняшнего дня не осталось».
Знаете, что мне больше всего нравится в компании таких же, как я, онкологических больных? Всегда светлый настрой и доброе настроение. Нет, конечно, не буду лукавить, и в онкобольницах случаются ссоры и перебранки, но все же реже, чем в других местах.
Когда тебе отмеряют жизненный срок, то начинаешь на мир смотреть иначе. И, кажется, онкобольные друг к другу более жалостливы и чаще, чем другие, готовы оказывать взаимную помощь и поддержку. А, может, мне просто везет на хороших людей. Не знаю, но хочу, чтобы все, кто меня окружают на этом пути, обязательно выздоровели. Ну, или вошли в длительный-длительный процесс ремиссии. Я думаю, что Тому, кто там, наверху, распоряжается нашими жизнями, не жалко же выполнить мою тихую просьбу. Спасибо.
7 ноября
Результат осцеосцинтиграфии отрицательный. Это означает, что метастазов в моих костях нет. Следующий раз такую процедуру надо будет провести только через два года. И я с самого утра радостно улыбаюсь, сияю счастливой улыбкой и звоню с этой новостью своему самому главному доктору. Он тоже рад известию. Впрочем, он меня все время убеждал, что, по его мнению, кости у меня должны быть чистыми. Но его, пусть и крепкое профессиональное мнение, это одно, а результат, подтвержденный снимком, совсем, совсем другое.
Если честно, то я очень боялась. На мой немедицинский взгляд, если метастазы пробрались в мягкие ткани, то оттуда их еще можно каким-либо способом вытравить. А из костей? Ножом же не вырежешь. Говорят, есть кудесники врачи, что объем метастаз в костях убирают химией и облучением, но все же спокойнее, когда их там просто нет.
В общем, я себе сегодня устрою выходной. Никуда ни по каким делам не пойду, выберусь лишь в ближайший магазин, накуплю себе сладкого и проваляюсь весь день на диване. Думаю, что имею на это самое полное право. У меня сегодня счастье, мне сегодня еще немного продлили жизнь.
Вероника СЕВОСТЬЯНОВА
Источник: Милосердие.ru